Находился Приморский вокзал в Новой Деревне, на месте нынешнего дома 17 по Приморскому шоссе. Маленький деревянный вокзальчик с хорошим буфетом и садиком размещался между «Виллой Родэ» и рестораном «Славянка». «Вилла Родэ» — фешенебельный ресторан с эстрадой, великолепными оркестрами и первоклассной кухней. «Славянка» находилась на самом берегу Невки, с пристанью, куда подходили пароходы, а зимой подкатывали тройки с озябшими гуляками, чтобы выпить горячего глинтвейна. С этого вокзала шли поезда по Приморской железной дороге, построенной в начале 1890-х годов для обслуживания дачных мест на берегу Финского залива. Она имела две ветки — Сестрорецкую, открывшуюся 23 июня 1893 года, и Озерковскую, движение по которой началось годом позже. Была Приморская дорога частной, и принадлежала она акционерному обществу инженера П. А. Авенариуса, который, кроме нее, владел еще и Невской пригородной конно-железной дорогой.

Петербургский историк С. Е. Глезеров в одной из своих статей писал, что в просторечии Приморская железная дорога иногда называлась «черепашьей». Колея этой ветки была обычная, имперская, вагончики и паровичок, зашитый в железную коробку, маленький, выкрашены в ярко-желтый цвет. Билеты выдавались кондукторами прямо в вагонах. При этом, как писала газета «Дачник», малое количество вагонов «заставляет дачников ездить постоянно стоя». Против вокзала на Невке была пристань, к которой подходили пассажирские пароходы и баржи с грузом. К пристани был проложен железнодорожный путь, грузились товарные вагончики. Эта частная железная дорога летом была очень оживленной.

На Приморском вокзале пользовался известностью буфет. «Из всех вокзальных буфетов С.-Петербурга буфет на станции «Новая Деревня» имеет наиболее дешевый прейскурант при лучших свежих продуктах и винах первоклассных фирм».

Много публики ездило на станцию «Скачки», которая была первой станцией по Озерковской ветке около Коломяжского (называвшегося также Удельным) ипподрома. «В буфете на станции «Скачки» имеется пиво завода «Старая Бавария» по 5 к. за бокал, крупные финляндские раки, сосиски и колбаса из лучшей немецкой колбасной», — писал тот же «Дачник» летом 1909 года. Но публику привлекал сюда, конечно, не буфет, а Коломяжский ипподром. Туда влекло всех, кто жаждал азарта.

На скачках работал тотализатор. Как отмечал фельетонист, «тотализатор здесь в четверг и воскресенье работает на удивленье. По «Приморке» поезда каждые двадцать минут массу публики везут, заняты вагоны, крыши и площадки — на легкую наживу люди падки». Через подставных лиц играли и сами жокеи. Картина скачек была эффектна: лошади несутся на полном галопе, жокеи в цветных колетах, шапочках, ботфортах с желтыми отворотами, помогая лошади, буквально нависают над ее головой.

Особенно прославился Коломяжский ипподром, когда с 1908 года здесь стали проводиться авиационные состязания. Новое увлечение горожан дорога опять испытала на себе. Газета «Дачная жизнь» писала в 1911 году, что «авиационная неделя выбила дачников-пассажиров Приморской линии окончательно из колеи. Тучами неисчислимыми тянутся в Коломяги петербуржцы. Едут в вагонах, висят на площадках, цепляются за буфера».

Много дачников путешествовало по Приморской дороге, и следующие две остановки поезд делал в дачных Коломягах: на станциях «Коломяги» (точно на том месте, где потом была станция «Пионерская» Детской железной дороги) и «Графская». Дальше платформа «Садки» (здесь, на «Коломяжском садочном дворе», находились садки борзых собак).

Коломяги было уютное дачное место; дачи недорогие, дачники общались между собой, ставили любительские спектакли, танцевали. Близость Озерков, Удельнинского и Шуваловского парков, окрестных полей и перелесков создавала хорошие условия для отдыха. Близость города была удобна для местных жителей, служащих в столице.

Ветка заканчивалась Озерковским вокзалом. До наших дней сохранились некоторые станционные постройки при нем, находящиеся ныне на Чистяковской ул., 1а.

Движение по Озерковской ветке было прекращено в 1919 году, а Сестрорецкая линия с лета 1925 года была соединена с Финляндской. Примерно в те же годы отправление поездов на Сестрорецк стало осуществляться с Финляндского вокзала.

А спустя двадцать лет Озерковская ветка пережила свое второе рождение. По ее трассе в августе 1948 года была проложена Малая Октябрьская железная дорога. Правда, сегодня от одиннадцати ее километров осталось лишь полтора, и проехать по ней можно из Озерков только до коломяжских новостроек.

По другой линии этой же дороги на Сестрорецк первой станцией была Лахта, следом — Ольгино. Летом здесь было много дачников, которых привлекали соседство Финского залива, близость города, недорогие цены на дачи. В прибрежных камышах водились утки, дачники на челноках уходили в залив ловить рыбу. В описываемое время купались с лодок, а на пляже располагались в одном месте женщины, в другом мужчины. Такой порядок соблюдался строго.

Следующей станцией была Раздельная, ныне Лисий Нос. Это было небольшое, неинтересное имение, связанное с ужасами казней через повешение политических заключенных, осужденных после первой русской революции. От Раздельной шла ветка длиной около 3 километров на самый мыс, названный как и вся местность, вдающаяся в залив, Лисьим Носом. На оконечности мыса была деревянная пристань, куда заходили пассажирские пароходы из Кронштадта, а паровозик с двумя-тремя вагончиками по согласованному расписанию доставлял пассажиров до Раздельной. Из Кронштадта приезжали дачники, селившиеся на станциях Сестрорецкой ветки, или те, кто на Сестрорецком курорте хотел провести хотя бы несколько часов вне скучной и строгой морской крепости. Пристань и ветка Лисьего Носа обслуживали военно-морское ведомство, имевшее здесь разного рода постройки и сооружения.

Далее вдоль ветки был поселок Разлив — одно из любимых дачных мест петербуржцев. Сам разлив с обширной акваторией, получившись в результате запруды реки Сестры, служил местом купания, рыбной ловли, охоты, парусного спорта. На берегу стоял большой деревянный театр, где любители ставили спектакли, после которых обязательно устраивались танцы. За Разливом находился городок Сестрорецк с чистенькими улицами и веселыми домами. Главным в Сестрорецке был знаменитый старинный ружейный завод, где тогда делались русские трехлинейные винтовки. Завод был небольшой, но имел прекрасных специалистов, рабочих и инженеров, которые пользовались в городе уважением. При заводе был полигон, где пристреливались готовые винтовки. Целыми днями оттуда слышалась стрельба, что несколько утомляло. Дачников приезжало много. Хорошие пляжи, «Дубки» — роща, посаженная еще при Петре I, сосновый лес, живописный разлив, близость курорта привлекали петербургского обывателя.

Сам Сестрорецкий курорт состоял из небольшой лечебницы, окруженной сосновым парком, дорогого ресторана и большого концертного зала — деревянной постройки интересной конструкции. В этом курзале летом давали концерты в исполнении постоянного симфонического оркестра, устраивали балы. На этом курорте главным занятием был флирт, а не лечение. Против парка шла длинная дамба с пристанью, к которой подходила железнодорожная ветка. Эта ветка добиралась сюда по самому пляжу, между двумя невысокими заборчиками. Вдоль этой ветки, параллельно берегу, пролегала длинная застекленная галерея, где в ветреные и ненастные дни прогуливалась курортная публика.

Когда поезд приходил на станцию Курорт, состав отцеплялся, а паровозик с двумя вагончиками шел дальше в Дюны, где был полустанок Школьная. Такое название полустанок получил потому, что там было учебное заведение для больных мальчиков, которые жили там на полном пансионе и учились. Вокруг школьных помещений на дюнах шумели сосны.

С Приморским вокзалом связана очень красивая поэтическая зарисовка А. Блока. В 1911 году в письме к Вл. Пясту Блок писал: «Вчера я взял билет в Парголово и ехал на семичасовом поезде. Вдруг увидал афишу в Озерках: цыганский концерт. Почувствовал, что здесь судьба... я остался в Озерках. И действительно: они пели бог знает что, совершенно разодрали сердце; а ночью в Петербурге под проливным дождем на платформе (Приморского вокзала ред.) та цыганка, в которой, собственно, и было все дело, дала мне поцеловать руку — смуглую, с длинными пальцами — всю в броне из колючих колец...» Через несколько лет поэт воспроизвел этот сюжет в стихотворении «Седое утро».

Утреет. С Богом! По домам!
Позвякивают колокольцы.
Ты хладно жмешь к моим губам
Свои серебряные кольцы,
И я — который раз подряд —
Целую кольцы, а не руки...
В плече, откинутом назад,—
Задор свободы, и разлуки,
Но еле видная за мглой,
За дождевою, за докучной...
И взгляд — как уголь под золой,
И голос утренний и скучный...
Нет, жизнь и счастье до утра
Я находил не в этом взгляде!
Не этот голос пел вчера
С гитарой вместе на эстраде!..
Как мальчик, шаркнула; поклон
Отвешивает... «До свиданья...»
И звякнул о браслет жетон
(Какое-то воспоминанье)...
Я молча на нее гляжу,
Сжимаю пальцы ей до боли...
Ведь нам уж не встречаться боле
Что ж на прощанье ей скажу?..
«Прощай, возьми еще колечко.
Оденешь рученьку свою
И смуглое свое сердечко
В серебряную чешую...
Лети, как пролетала, тая,
Ночь огневая, ночь былая...
Ты, время, память притуши,
А путь снежком запороши».